Важные ссылки
Шепот сердца
Страница 1 из 1 • Поделиться
1
Действующие лица: | Трандуил, ... |
Место действия: | Великое Зеленолесье |
Дата событий: | начало Третьей Эпохи, события после Войны Последнего Союза |
Описание сюжета: | |
Война закончилась, но мир уже не будет прежним без отца и Владыки. И хотя Трандуил честно исполнял свой долг перед народом, приводя в порядок государственные дела, как это делал Орофер, но скорбь день ото дня отнимала у эльфа покой. Потому он все чаще и чаще уединялся в лесу, чтобы забыться в шелесте листвы, журчании воды, пении птиц. И даже это не приносило ему покоя. И в один из таких дней к месту отдыха нового Царя явилась дева, желающая с ним говорить. Король не был настроен на беседу, но неужели не внемлет он голосу родственной души? И возможно ли услышать шепот сердца? | |
Примечание: ... |
2
В
стареющем лесу под тлеющей листвой опавшей и белым снежным покрывалом лежит тоска по некогда минувшим дням, а с нею скорбь томится по усопшим, запечатленная в коре сухих ветвей, что временем и увяданьем в сей час обнажены. Как дни ушедшие, усопшие не явят образ свой. Они покинули сей край. Не возвратятся боле. И в том их горе, и в том их благодать. Их веки неподвижны. Их руки холодны. В час Замиранья Мира они застыли, словно каменные плиты. Как сломленные стрелы, судьбы их. И в памяти живых размыты силуэты, но тем ясней они. Сокрыты их секреты, увитые плющом, но не забыты добрые дела, хранимы в памяти живых их светом озаряемые души.Лес помнит тех, кто оставил следы на мерзлой его земле, но еще отчетливей воспоминания о подаривших этой почве юные побеги буков и старые дубовые стволы. Еще детьми резвились эглат под лучами солнца, что пробивались сквозь узоры сочных крон, наполненных теплом молитвы. Не знали тягот битвы, не ведали и горечи разлуки. Плоды войны горьки. Их смрад отвратен, а в цвете их алеет пролитая кровь. И всякому, кому дарованы и жизнь, и дар даров – любовь, плоды сии подобны кубку яда. Неупиваемая чаша скорби. Как ночь, которой нет конца и края, неугасима боль утраты. А в памяти еще жива мелодия родного голоса. Ах, если бы навеки он умолк! Ах, только бы ему не умолкать!
Рассветы. Как они дождливы. Как мрачны ночи. Как бесцветны дни. Едва ли кто понять способен плывущего по водам рек, обагренных кровавыми слезами. В той лодке нет ни весел, ни даже сколь-нибудь сберегшегося фонаря. В ней только скорбь и одиночество, коих не высказать, не выплакать. Их можно лишь воспеть. Но песнью этой боли не унять. Так было. Так будет. И так отвратною отравой сочатся язвы, оставленные кровожадной и безжалостной войной.
Война закончилась, и жертвам нет числа. Так много жизней эта битва унесла. Так много слов напутственных не сказано отцами. И сколь объятий, дарованных посмертно. И кончиками пальцев ощущается, как тает жизнь под кожей павших во спасенье Эннорат. Все холоднее руки, бледнее очи, и дальше омраченный скорбью дух.
Король погиб. Да здравствует Король!
Сын не оплакивал отца, как подобает чадам, утратившим родителя. Все слезы он выплакал, схоронив дражайшую матушку, а потому по смерти первого наставника был встречен безгранично-ледяным молчанием. Все чаще он уединялся в поисках покоя. Чужая речь, подобно лезвию ножа, звенящему после удара о кремень, не услаждала слух, но раздражала и без того натянутые струны души. Так новый царь решал безотлагательные, насущные дела, а после удалялся. Ничто не приносило ему и малой толики той радости, что раньше грела душу. Дни, подобно небрежно сделанным мазкам, смазывались в одно серое пятно и утопали в непроглядно-белой пелене тумана.
День коронации уж растворился в воспоминаниях, когда сердца эгла наконец коснулась длань Единого, заслонившая кровоточащую и сочащуюся ядом рану. В тот день Трандуил впервые вздохнул полной грудью, словно бремя, возложенное на плечи его, стало вдруг невесомым. Один он покинул поселение и спустился к Зачарованному Потоку, на берегу которого и придался сну.
Сон Короля был сладостно-покоен, ибо узрел он отца своего на ином берегу. Орофер Зеленолесский, облаченный в белые одежды, не проронил и слова, но улыбка его была умиротворенной. Долго стояли отец и сын, улыбаясь друг другу, словно в один из тех теплых солнечных дней, когда Трандуил был еще отроком, а чарующий своими сводами Менегрос все еще высился за его спиной. Дивной соловьиной трелью и шелестом остролистных падубов доносился издалека голос Лютиэн. О, как чарующа была ее песнь! Этот голос, о, этот голос он узнал бы среди других. Он звучал отовсюду и ниоткуда. Но вдруг дивное пение прекратилось, и глас девы окликнул его. Но отчего вдруг было в том голосе иное звучание? Разливаясь, как небесная река, сверкая переливами на солнце, он казался таким знакомым и таким волнующим. Словно звон невесомых струн, зазвенел он, играя, отразился от могучих стволов и переплетавшихся крон, задрожал у кромки воды.
Очи сына тиндрим приоткрылись, отчего зрачки его тотчас сузились, оказавшись под прямым солнечным лучом, что чудом пробился сквозь плотную крону. Эльф сморщил нос и приподнялся, отчего теперь вся его макушка была залита светом. И так он, окруженный сиянием, огляделся по сторонам в поисках той, что звала его чрез легкую пелену сновидения.
Светлое лицо ее и радужные глаза были ему знакомы. Он видел их ранее, хотя подолгу в них не глядел никогда. Но теперь взгляд его задержался, ибо было в тех очах что-то новое, доселе ему неведомое. То ли цвет их переменился, то ли свет стал иным.
Осознав, наконец, что засиделся под деревом в присутствии девы, Трандуил поднялся, одарил взором и руки женщины, что предстала пред ним, а после взглянул куда-то вдаль, где лесные эльфы разводили костер для предстоящей в скором времени трапезы. Ветки едва слышно затрещали, а языки пламени заискрились, поднимаясь ввысь, где им и суждено было раствориться. В дупле неподалеку ухнула сонная сова, отчего среди ветвей кустарника на противоположном берегу встрепенулся маленький стрелок. Он заерзал на ветке, а заслышав голоса сородичей, перепорхнул на другой куст. Проводив птенца беспристрастным взглядом, эльф снова взглянул на эльфийку. По всей видимости, та желала беседы с Королем, однако докладывать о том, с чем явилась, не спешила.
Трандуил хотел было пройти мимо нее, и сделал бы это, если бы по пути прочь от замершей реки не ощутил холод, исходивший не от воды. Остановился. Вновь взглянул на руки ясноокой девы, покрыв своей ладонью. Ее пальцы были холоднее, чем в те дни, когда он часто видел ее добрую улыбку. О, как же давно то было. Тогда были они так юны, и глаза их еще светились надеждами. Что же стало с ними теперь?
– Не ходи одна. Шумные шайки гоблинов могут рыскать в наших краях и теперь. Беспечность погубила немало жизней, – отпустив руку тинн, тиннель продолжил путь, пытаясь побороть навязчивую мысль о том, чем поплатился за свою беспечность Орофер, а что в итоге отдал неутешный сирота, день ото дня бегущий от своих воспоминаний, словно олень безрогий, преследуемый варгами .
Дойдя до раскидистого дуба, эгл обернулся. Он взглянул на подругу своей юности глазами не юноши, но мужа. Увиденное его порадовало и огорчило одновременно. Она, как и прежде, была чарующе-прекрасной. Или таковой она казалась именно ему? Но что-то в ней переменилось. Не так, как то бывает с течением времени. И холод ее рук все еще ощущался на кончиках его пальцев.
– Ты ведь не случайно оказалась здесь… одна. Так уже бывало прежде. Но мы уже не в Огражденном Крае. Не ягоды старинных падубов алеют ныне перед нами, а кровь почивших обагрила рассветы, кои встречать довеку должно уже не им, но нам. – Ороферион сделал шаг навстречу к деве. – Но сколько бы раз ни опадали листья, сколько раз ни выпадал бы снег, Пробуждение вновь заставит старые деревья прорастить зеленую листву.
Он и сам не заметил, как снова взял ее за руки, как когда-то, как взглянул в ясные ее очи и отчего-то улыбнулся. Однако через несколько мгновений осознание содеянного все же наступило, и Трандуил отпрянул прочь.
– Ох, – вздохнул он тяжко, – зачем же ты опять мне на очи явилась? Зачем сберегла ты жизнь мою своими чарами, коим когда-то сама Владычица изволила обучить тебя,.. коль Отца моего возвратить к жизни тебе не под силу? Неужто не ведала, что сим обрекаешь меня на вечную скорбь? Ты не меня спасла… Ты оставила надежду для себя.
Так тиннель отстранился от побледневшей спутницы, но что-то в глубине его души ему шептало: «А не спаси она тебя, не довелось бы более увидеть этих глаз, как не случилось бы и этих рук коснуться. Неужто было б лучше умереть, чтоб не терпеть страданий, но не познать тепла ее улыбки?».
– Прости меня… Ведь в том ты не повинна. Я сам… его не защитил.
На сим сын Орофера устремил свой взор к костру, кой разгорелся с новой силой. Огонь пылал, коптя покров небесный, и замер Царь Лесной на месте бессловесный.
Страница 1 из 1
Права доступа к этому форуму:
Вы не можете отвечать на сообщения
|
|